Читать онлайн книгу "Отель Lucky, или 10 дней, изменившие мою жизнь"

Отель Lucky, или 10 дней, изменившие мою жизнь
Татьяна Кувшинникова


Многие мне говорят: «Неужели ты готова вынести свою жизнь на обсуждение?!» Конечно, мне страшно. Но я надеюсь, что эта реальная история моей жизни, перемешанная с другими, чужими реальными историями, поможет читателю в непростом жизненном выборе. Каждый из нас постоянно делает свой выбор. Выбор профессии, выбор отношений, выбор жизни. Говорят, что дураки учатся на своих ошибках, а умные – на ошибках других людей. Мне бы хотелось, чтобы кто-то научился на моих ошибках.






День ВДВ


«Господи, что я здесь делаю?» Этот вопрос крутился в голове у Женьки с того момента, как она прибыла в город N. Почему она стоит во дворе жилого дома и ищет какой-то хостел? Название нерусское, Женька ярко представила, что ее там ждет. В голове обрывками проносились картинки из американских фильмов про шикарные отели, которые тут же почему-то сменялись образами госпиталей из советского кино.

Жилой дом, во дворе которого происходили события, скучно и обыденно взирал на Женьку с высоты девяти этажей. Ничем не примечательный дом, выстроен буквой П. Только одна маленькая часть окон выходит на оживленную улицу, остальные выходят на пустырь, во двор других домов и двор, в котором она стояла. Двор не двор, так, маленький пятачок, на котором гнездятся машины обитателей дома, даже детской площадки нет. Три подъезда, по одному на каждую сторону. «Может, Анька адрес перепутала? Надо ей позвонить. Черт, зарядки осталось 5%. Если я ей сейчас не дозвонюсь, я останусь ночевать на улице. Господи, что я здесь делаю?»

Еще вчера утром ничто не предвещало беды. Женька проснулась в великолепном настроении от того, что у нее все наладилось. Муж, конечно, на работу еще не устроился, но по ее совету уехал к друзьям в город N. И теперь по его голосу она понимала, что кризис позади, его депрессия развеялась благодаря общению с близкими и любимыми друзьями. Сегодня праздник – День десантника, его праздник. Они, конечно, купят шашлык, будут сидеть, вспоминать службу в армии, пить вино и радоваться жизни. Ей очень хотелось поехать с ним. Стыдно, но за 18 лет супружеской жизни его друзей она даже ни разу не видела, только по телефону общались. Но она знала, как ему хорошо и комфортно, когда он с ними. И пусть рабочие дела ей помешали быть рядом, она чувствовала гордость, что не пилила его по поводу поиска работы, а когда поняла, что депрессия его съедает, отправила к друзьям.

А сама осталась работать. Работа, работа, работа… Жизнь проносится мимо со скоростью «Сапсана». Или это мы мчимся на «Сапсане», а жизнь чинно и неспешно течет в мельтешащих окнах? Снежными шапками на соснах, озимыми полями, зеленеющими весной, играющими на пляжах детьми и осенним буйством красок. И с каждым годом скорость нашего поезда увеличивается, и времени остановиться и обратить внимание на то, что за окном, остается все меньше. Кому нужен этот бешеный темп? Ради чего мы вообще появились на этой земле? Кто оценит нашу одержимость?

Вот друзья мужа молодцы. Вышли на пенсию – и в деревню. Завели кур, уток и прочую живность. Баста, поработали, надо и отдохнуть. И внукам есть куда приехать, как в детстве ее отправляли к бабушке в деревню. До сих пор Женьке помнился лес и огромная поляна с анютиными глазками, которые она собирала в букет для бабушки.

Автобус останавливался прямо посередине леса. Выходишь из автобуса и идешь по лесной тропинке, сквозь сосны и березы, цепляя колючки и попутно собирая землянику и чуть посиневшую, но уже очень вкусную чернику. Корни сосен, вылезшие из земли погреться на солнышке, постоянно норовят подставить подножку и рассыпать ягоды в руке. Ежики, спешащие по своим ежиным делам, деловито идут через дорогу, не замечая твоего присутствия. И тут прямо перед глазами открывается огромная поляна, заросшая иван-чаем и ромашками. По краям поляны вековые сосны охраняют ее от постороннего взгляда. Посередине бежит тропка, теряясь в траве и анютиных глазках. По краям поляны стоят два барака. Там живут люди. Когда-то, в 1942 году они приехали сюда на торфоразработки, да так и остались на всю жизнь. В дальнем бараке жила Женькина бабушка. Женька шла к бабушке, убыстряя шаг, собирая по пути анютины глазки, которые та ставила в граненый стакан. И возникало ощущение большого-большого счастья, и предвкушение будущих летних приключений. Анютины глазки вяли через час после ее прихода, но это уже никого не волновало.

Проснувшись, Женька решила поздравить мужа и его друга-сослуживца. набирая номер, она услышала: «Дорогая, ты только не волнуйся, я в больнице. У меня инсульт» Как в больнице? В какой больнице? Что значит инсульт?

Последующие события вспоминались обрывками. Она куда-то звонила, о чем-то договаривалась, что-то искала. Звонила на работу, сказать, что берет бессрочный отпуск. Искала расписание поездов, которые отвезут ее в город N. Звонила своим друзьям, чтобы они побыли со ней рядом до поезда, потому что была не в состоянии выносить этот кошмар в одиночку. Друзья, как обычно в таких случаях, поили ее алкоголем, который, как обычно в таких случаях, не помогал, а только вызывал тупую головную боль. Дорога к поезду и в поезде Женьке не помнилась вообще. Ни лиц, ни поезда, ни чувств, ни боли. Она хоть спала? Не знает, не помнит.

3 августа для города N – чересчур жаркое время, поэтому в 6 утра уже градусов 30-35. Какая-то женщина из вагона показала Женьке остановку, с которой она могла доехать до госпиталя. Видимо, все-таки она вчера с кем-то общалась. Сердечные люди все-таки у нас в стране!

Госпиталь расположился небольшим городком за забором. Под покровом белоствольных берез курят сотрудники, небольшие уютные дорожки и скамейки разбросаны по всей территории. Жара плавит асфальт. Люди перемещаются по территории мелкими перебежками от одной спасительной тени к другой. Благо повсюду растут раскидистые клены, белоствольные березы и еще какие-то деревья, названия которых неизвестны.

Несколько корпусов с приемными покоями. Женька зашла в ближайший. Уборщица лениво елозила тряпкой, охранник философски обозревал владения. Женька металась из кабинета в кабинет, пытаясь найти хоть кого-то, отдаленно напоминающего медперсонал. Наконец, охранник обратил на нее внимание. Она путано объяснила, что мужа вчера привезли и положили в реанимацию, а она пытается найти его и передать вещи.

Охранник (побольше бы таких отзывчивых людей!) провел Женьку к нужному корпусу и договорился с сестрами в приемном покое, чтобы ее пропустили. Они, конечно, поругались, но беззлобно, с пониманием, а потом и вовсе пропустили. Даже бесплатно выдали ей одноразовый халат и бахилы. Женька поймала себя на мысли, что в безжалостном мире бизнеса потеряла веру в людей. Ей казалось, что в больницу без пропуска войти невозможно, а уж в реанимацию тем более. Но оказалось, что чужая боль не чужда людям, и жизнь не крутится только вокруг денег и власти.

Когда Женька начинала свою карьеру в бизнесе, ей казалось, что мир бизнеса – политическая борьба, как в «Трех мушкетерах». Есть хитрый и умный кардинал, жадный и глупый король, сильная и жестокая миледи и бравые мушкетеры с Д’Артаньяном. Есть борьба, в которой побеждает умнейший и сильнейший. Господи, как же она заблуждалась, наивная! Никому ее честная борьба была не нужна. Борьбы нет, есть сплетни, подлог и наушничество. Хитрость превратилась в подлость, ум в интриганство, а бравые мушкетеры при первом удобном случае перейдут на чужую сторону, если им заплатить побольше. И им абсолютно наплевать, что о них подумают тут и что скажут там. Произошла подмена понятий. Или просто она такая наивная, и бизнес не для нее?

«Я знал, что ты приедешь. Ну, зачем ты приехала? Где ты будешь жить?» Муж укорял Женьку, а в глазах светилось такая гордость, такое счастье, что она рядом. Даже щеки порозовели от удовольствия. У нее отлегло, значит, не парализован, раз может внятно изъясняться. Врач объяснил, что у инсульта есть счастливый час, в течение которого можно успеть начать лечение. Тогда есть шанс на полное выздоровление. В случае с мужем Жени дал сбой вестибулярный аппарат. Если бы не вызвали скорую помощь вовремя, следующим шагом была бы… – даже думать не хотелось.

Палата интенсивной терапии была заполнена под завязку. Как и в обычной палате, лежало шесть человек. У всех торчали какие-то трубки, стояли капельницы, глаза пациентов были закрыты, руки безвольно лежали на простынях, служащих при такой густой жаре покрывалами. Окно было открыто нараспашку. Сторона не солнечная, под окном рос раскидистый клен, добавляя свою порцию прохлады. И все равно было ощущение украденного воздуха. Женьке вспомнилось, как она в первый раз приехала в азиатскую страну. Они летели на Шри-Ланку с пересадкой в Катаре. Пересадка была обычная, с увлекательной поездкой на автобусе по аэропорту. Когда она вышла из самолета, то подумала, что умирает. Воздуха не было вообще. Это была огромная баня-сауна с невозможностью сбежать из нее в спасительный предбанник. Предбанником служил аэропорт с кондиционерами. Улица была баней. Женька тогда еще подумала: как она будет жить в таком климате 10 дней? Потом ничего, привыкла. Вот и сейчас у нее вернулось ощущение улицы-бани. Кондиционеров не было, вентиляторов тоже. Пот неспешно стекал со лба лежащих больных и впитывался в посеревшие простыни.




«Молодоженка»


Ну что ж, дело сделано, вещи отвезла, теперь пора подумать и о хлебе насущном. Где она будет жить? Гостиница? Дороговатое удовольствие, если учесть, что она даже не знает, сколько времени здесь проведет. Предварительно врач сказал дней 10, а там как пойдет. Ехать к друзьям мужа? Очень далеко, потому что живут они в пригороде, в деревне, которая находится в двух часах езды на автобусе.

Женька вспомнила, как первой ее мыслью было поехать в N на машине. Права она получила относительно недавно, муж к машине ее не подпускал. Боялся… за машину, естественно. Друзья смеялись: «Ты что, с ума сошла? Да его парализует только от мысли, что ты ехала 400 км на машине. Или на обратной дороге, когда он будет сидеть рядом с водительским сиденьем и смотреть, как ты ведешь его машину. Не сходи с ума! Позвонишь, мы приедем, встретим» На том и порешили. Хорошо, когда есть такие друзья!

Значит, надо снять квартиру. Где тут у них газеты продаются, в которых печатаются объявления о сдаче квартир? Вот это да! Да тут богатый выбор. И квартиры, и комнаты, и общежития, и еще какие-то «молодоженки». Интересно, а что это? Воображение нарисовало огромную комнату-студию с необъятной кроватью и почему-то кипятильник. Как будто молодожены только и делают, что кипятят чай и занимаются любовью. Интересно, а как отражается инсульт на либидо?

Благоразумно приобретя местную «симку», бутылку минералки и хлеба с сосисками, Женька удобно расположилась на лавочке под сенью спасительных деревьев. Через дорогу от госпиталя вдоль домов была изумительная липовая аллея. Дорожка посередине стойко держала 100-градусный напор солнца, а вдоль нее, между шелестящими липами, стояли лавочки. Изредка к лавочке прилагалась песочница, тогда вся она была занята мамашами с колясками. Мамаши сидели, уткнувшись в мобильные телефоны, то улыбаясь, то хмурясь молчаливому экрану. А беспечные дети громогласно выясняли отношения пока еще по старинке – крича и дерясь. Другие лавочки были заняты бабушками и дедушками, выведшими на прогулку свои радикулиты и остеохондрозы. На этих лавочках было веселее, там ожесточенно спорили о подскочивших ценах на молоко и услуги ЖКХ, слаженно ругали правительство и неблагодарных детей. Но и там Женьке было неудобно договариваться о квартире. Она нашла единственную пустую лавочку, разложила свои нехитрые пожитки так, чтобы ищущий лавочку не решился ей помешать. И начала изучать газеты.

Если за месяц за квартиру просят 3 000, то за 10 дней – 1 000. Отлично, тем более, что один день проживания в гостинице стоит столько же, сколько здесь месяц. Молодец, Евгения, нигде не пропадешь! Первый звонок: «Здравствуйте, я бы хотела снять квартиру на срок от 10 до 30 дней». «Извините, мы не сдаем квартиры по дням, минимум на три месяца». «М-да, с таким бизнесом вы вылетите в трубу», – подумалось ей. Мимо. Ну ничего, здесь столько объявлений, кто-нибудь да понимает в этом бизнесе. Но и второй звонок, и третий, и пятый, и десятый заканчивался одним и тем же. Более того, Женьке уже начало казаться, что она разговаривала с одной и той же девушкой. Паранойя? На тридцатом (или пятидесятом) звонке девушка устало сказала: «Женщина, вы что, еще не поняли, что на какой бы номер вы не звонили, все равно попадете ко мне» Где-то это уже было. А, точно, у «Квартета И» в фильме «День выборов».

Оказалось, что это местная мафия, у которой все схвачено и за все заплачено. Вот как выглядит схема. Есть газета, в которая размещаются объявления о сдаче квартир. Приходит туда какая-нибудь старушка, которая хочет сдать квартиру. Сотрудник газеты тут же звонит в эту мафиозную контору и сливает туда информацию. А может, это одна и та же контора. Они бабушку быстренько обрабатывают, заключают с ней договор о том, что будут искать для нее жильцов, интеллигентных, непьющих и все такое. И в газете появляется объявление с указанием уже их телефонов. А когда кто-то хочет снять квартиру, то у него просто нет возможности поговорить с бабушкой напрямую. Надо тоже заключать договор с мафией о том, что им будут искать интеллигентных и непьющих бабушек. И с каждого клиента контора имеет денежку. Остапы Бендеры N-ского разлива. Кому билеты в Пятигорский провал?

В общем, пришлось Женьке ехать в эту контору для заключения договора на другой край города. Там ее встретила милая девушка с ногтями длиннее, чем сами пальцы. Женьке всегда было интересно, есть ли какая-нибудь практическая польза от таких «ноготочков»? Смотрит, мучается же. Пока Женькины данные забивала в компьютер, ноготь раз пять проваливался и застревал в клавиатуре. Но надо было видеть, с какой элегантностью и чувством собственного превосходства она выуживала свое богатство из прожорливой клавиатуры. А как она отвечала на звонки! Телефоны, штук десять, модели из прошлой жизни, сейчас таких на тысячу можно купить пару килограммов, звонили беспрестанно. Выходной же, в конторе никто работать не хочет, все на пляже загорают. А клиенты, как назло, тоже выходные, поэтому разрывают телефоны. Вот и приходится бедняжке мучиться, пытаясь нажать боковой стороной большого пальца на крохотный кусочек резины. Не попадает, злится, раздражается, но потом забывается и восторженно любуется красотой своих удлинившихся рук.

Женьку приняли с чувством превосходства, легкой иронии и покровительства. Девушка объяснила, что с бабулей все-таки разговаривать надо самостоятельно. Вообще, их помощь выглядит весьма своеобразно. Женька оставляет им номер телефона и пару-тройку тысяч за беспокойство. Они вводят в программу Женькины пожелания по району и сумме, а дальше программа начинает высылать ей на телефон адреса и реальные телефоны владельцев. Пользуйся, пока мы добрые. Только не вздумай, глупая, говорить владельцам, что ты всего на 10 дней. Какой муж, какой инсульт, это для них, как для москвичей – «сами мы не местные, помогите, чем можете». Ходят тут всякие, а потом ложки пропадают.

Эсэмэски посыпались как из рога изобилия. Ну что же, половина дня пролетела увлекательно, и к вечернему посещению больницы Женька надеялась, что будет с жильем. Но не тут-то было. Чудо-программа выдала на ее телефон адресов сорок, но ни один владелец не соглашался видеть ее персону. И она еще гордилась тем, что знала толк в психологии и телефонных переговорах. Сними корону, девочка, и поставь в уголочек! Вернешься на работу, наденешь и дальше будешь вешать лапшу на уши ничего не подозревающим подчиненным. Здесь тебе не тепличный офис, здесь суровая правда жизни с трясущимися от страха скрягами, сдающими квартиру, и полная каша в голове, начиная с того, что необходимо убедительно врать, и заканчивая дрожащим срывающимся голосом. Дяденька, ну, возьмите меня!

Часовая стрелка неутомимо отстукивала время, день клонился к закату, а подходящего места жительства не находилось. Паника медленно, но верно брала власть в свои руки. Скоро начнут пускать посетителей в больницу, а у Женьки полное непонимание, где она сегодня ночует. Воображение услужливо подсказывало варианты – от скамейки на территории больницы до вокзального бомжевания. Достойное времяпрепровождение для коммерческого директора крупного российского завода-изготовителя!

…Вспоминалась командировка в Махачкалу. Да-да, ту самую Махачкалу, в новостях про которую показывают взрывы и теракты. А что делать, клиенты есть везде, и ехать надо ко всем. Заранее забронировав квартиру, Женька ехала в командировку со спокойной душой. Но, непосредственно перед самолетом набрала номер телефона человека, сдавшего ей жилье, – на всякий случай. Все ли в порядке? Ничего не в порядке, к нему приехал родственник, поэтому квартира была занята. Сказать, что Женька растерялась – это ничего не сказать! Она впала в ступор. Где она будет жить? Прилетает она поздно вечером, в Дагестан, там стреляют, и вообще. Там дагестанцы… Нет, нет, Женька была космополитом, уважала все национальности и считала, что нет плохих национальностей, есть плохие и хорошие люди. Просто в ее картине мира дагестанцы всегда воевали. Грузины пели, белорусы картошку ели, русские водку пили с медведями на Красной площади, а дагестанцы воевали. Жертва стереотипов и телевизора.

Там, в Дагестане, естественно, все закончилось благополучно. Она нашла квартиру, за всю поездку ни разу не встретила ни одного террориста, как, впрочем, и за две другие поездки туда. Но страха натерпелась – жуть!

Сидя под пока еще закрытой дверью больницы, Женька по инерции набирала и набирала приходящие номера владельцев квартир. Наконец, одна из владелиц сжалилась над ней и согласилась сдать ей комнату (наивная, еще утром она думала о квартире или «молодоженке»… Что же все-таки это такое?). Условия были адские: хозяйка работала и уходила на работу в шесть утра. Сердобольность не отменяет страх за добро, нажитое непосильным трудом. Поэтому Женьке полагалось вставать ни свет ни заря и отправляться восвояси до момента возвращения хозяйки домой. Свобода! Хочешь халву ешь, хочешь пряники. Но на фоне остальных владельцев квартир Женька была жутко благодарна за эту навязанную свободу.

А что там говорила Анька, когда провожала ее в путь-дорогу? Есть какие-то гостиницы – не гостиницы, отели – не отели, какие-то еврообщежития с названием, похожим на госпиталь. Надо все-таки узнать у нее, почем опиум для народа? Анька, как всегда, быстро и деловито нашла то, что нужно. Хостел «Лакки», 350 рублей койко-место, находится в десяти остановках от госпиталя по прямой. Судя по отзывам, место часто посещается разными товарищами и даже рекомендуется очень известным туристическим сайтом. Название жизнеутверждающее (lucky – счастливый, везучий, англ.), да и стоимость впечатляет. Ладно, была не была! Женька решила остановиться в этом приносящем счастье отеле с больничным названием хостел.

И вот она стоит во дворе жилого дома. Никаких опознавательных знаков присутствия отеля, рекомендуемого известным туристическим сайтом. Серо, буднично, три подъезда с кодовыми замками и ни одного человека, у которого можно что-то спросить. Господи, что она здесь делает? Зарядки осталось 5%, терпения и сил – и того меньше.

– Ань, куда идти-то? Здесь просто жилой дом и никаких вывесок.

– Ищи кнопку с номером девять.

Женька планомерно обошла весь дом в поисках кнопки. Надеясь, что за ней никто не наблюдает из окна. Как бы полицию не вызвали. Около одной из дверей мусоропровода находилась кнопка, без нумерации, но, как оказалось после тщательного обследования, это была единственная кнопка, которая присутствовала на доме. Это что, она и есть?! Отель за дверью мусорки? Оригинально.

Тут приходит эсэмэска от Аньки с номером телефона этого подпольного госпиталя, простите, отеля со счастливым названием. Зарядки уже 3%, Женька искренне надеялась, что хватит.

– Алло, здравствуйте! Хостел «Лакки», я вас слушаю. Вы находитесь во дворе дома? Да, правильно. Видите центральный подъезд? Звоните в квартиру номер девять, поднимайтесь, я вас жду.

Так вот в чем дело, вот где кнопка номер девять. Женьку охватил истерический смех, когда она представила себе картину, как она звонит в кнопку около мусорки, открывает ей дверь дворник, выходец из дружественных республик, а она ему пытается на пальцах объяснить, что ей нужен отель за 350 рублей койко-место.

Квартира номер девять оказалась обычной трехкомнатной квартирой. В коридоре стоял стол, гордо именовавшийся ресепшен. Направо была самая маленькая комната метров на десять. Она была чисто женской, по стенам были расположены две двухэтажные кровати, практически впритык к ним стоял диванчик, далее выход на маленький балкончик, на котором развешено постельное белье. Вторая комната, прямо по центру, рядом с ресепшеном, такая же маленькая, как и женская, была на двоих. И хотя администраторы хостела уверяли Женьку, что койки не сдаются для любовных утех, она за все десять дней так ни разу и не видела постояльцев этой центральной комнаты. Не видела не потому, что их не было, они были, каждый день разные, только на кухню они не выходили, в очереди в ванную не стояли и на балконе не курили.

Третья комната, слева, была самой большой, метров на двадцать. Там стояли три двухъярусные кровати, а также присутствовал диван. Эта комната называлась смешанной, потому что в ней, якобы, проживали и мужчины, и женщины. Сейчас не было никого, но якобы когда-то проживали. Интересно, а если пару койко-мест снимут неадекватные пьющие люди (или, того хуже, наркоманы)? Кто будет спасать Женькину честь?

Встретила Женьку девочка-цветочек с ангельским голоском и воздушной внешностью. На вид ей было лет двадцать – чудесное непорочное дитя. Светло-русые волосы, удивительно нежное лицо без косметики, легкое летнее платье свободного кроя. Голос приветливый, рассыпающийся колокольчиками. В общем, внешность администратора никак не вязалась с Женькиными страхами относительно еврообщежития стоимостью в десять раз меньше среднестатистического отеля. Но и уверенности, что есть надежда на спасение от алкоголиков, не прибавляла.

Женьке предложили общую комнату, но она отказалась. Несмотря на то, что из жильцов на тот момент была только она одна, ей показалось, что проживание в общей комнате неудобно. Она же не будет все десять дней жить одна. Когда-нибудь сюда въедут автостопщики или бригада строителей-монтажников. Как переодеваться? А вдруг кто-то будет храпеть? Надуманные неудобства решили Женькину участь и определили ее в женскую комнату. Судя по реакции администратора, ее это удивило. Как будто все, кто когда-либо заезжал, сразу занимали место в общем зале. Боже, спаси и сохрани!




Неутешительный диагноз


Заселившись, Женька сразу помчалась в больницу. Хорошо, что ехать без пересадок! Мужа уже перевели в палату, острый момент прошел, можно освобождать реанимацию для других. Палата общая, на пять человек. Четверо уже на местах, муж пятый. Палата как палата, ничего особенного: кровать, тумбочка на каждого, умывальник общий, удобства на этаже. Первая Женькина мысль была об абсурдности туалета на этаже. Как, интересно, инсультники будут выходить из палаты самостоятельно? Понимание нахлынуло вместе с запахом мужской мочи, настоявшейся в летнем августовском тепле, и стыдливо спрятанных уток под кроватями. Туалет здесь у каждого свой, индивидуальный. И ходить никуда не надо.

Муж лежал бледный, с закрытыми глазами. Странно было видеть его, вчера крепкого и сильного, сегодня неподвижно лежащего на кровати. Женьке вдруг подумалось, что за 18 лет их совместной жизни она никогда не видела его таким беспомощным. Шумный, веселый, постоянно что-то делающий, он производил впечатление большого ребенка – неугомонного и неуемного. А сейчас ребенок заболел. И как все дети, у которых температура взлетела под 40, он лежит притихший и испуганный непонятными изменениями, которые происходят в его организме.

– Ты как?

– Не знаю.

Два коротких слова, которые выбивают у Женьки почву из-под ног – не знаю. Казалось, что он все знает, только сказать не хочет, чтобы не испугать. Знает, что ему очень плохо, что будет еще хуже, что врач поставил неутешительный диагноз, что… Два слова, которые отрывают от стула, заставляют бежать в ординаторскую, искать врача, задавать ей миллион вопросов и бояться, нервничать, переживать. Врач (слава создателю!) давно работает в госпитале, родственников в таком состоянии видит каждый день, поэтому грамотно и участливо объясняет ситуацию. Слова подбирает осторожно. Кризис прошел, но надо сделать необходимые процедуры. Минимум дней десять, дальше видно будет. Успели в счастливый час, но реакция организма у всех разная, могут быть и рецидивы. Госпиталь у нас сосудистый, это наша специализация, мы знаем, как с этим работать. Хоть на этом спасибо. Успокоившись, Женька попыталась успокоить мужа, он сделал вид, что верит ее словам и заверениям врача.

Уходя из больницы, Женька спросила, что купить. Муж сказал, что ничего не надо. Глаза так и не открыл. Когда пытается открыть глаза, говорит, что все кружится, как на карусели, в ускоренном темпе. Невозможно сосредоточиться ни на чем. От этого жутко тошнит, поэтому кушать вообще не хочется. Врач говорит, что ограничений в питании нет. Ладно, решила Женька, что там всегда покупают в больницу – минералку, фрукты, колбасу. Надо еще в хозяйственный какой-нибудь зайти. Кружку, ложку, полотенце, и так по мелочи прикупить.




В ином качестве


Первый вечер в городе N в ином качестве. Женька уже не первый раз в городе. Работа коммерческим директором предусматривает частые командировки. Положа руку на сердце, это был единственный момент, за который она любила эту работу. Именно любила, не терпела, не принимала, а любила. Работать в командировке очень тяжело (расскажи это своему шефу, дурочка). Чужой город, чужие кровати, чужие звуки. А утром надо встать ни свет ни заря, привести себя в порядок и к девяти утра уже быть на другом конце города на встрече с клиентом. Улыбка (естественно, искренняя), открытые жесты, теплота и обаяние. О чем там еще надо помнить у клиента? Приемы переговоров, мастерство презентации, на которую согнали двадцать торговых представителей. Не они сами пришли, потому что захотели, а потому что Женька приехала, и директор сказал «надо быть». Торговики сидят, не скрывая раздражения, что их заставляют тратить драгоценное время на презентацию товара, которым они уже торгуют пару лет.

И вот, Женька стоит на виду у взрослых мужиков и вешает им лапшу на уши о всяких маркетинговых примочках. Лаванда, вшитая в полиэтилен, очищенная на молекулярном уровне микрофибра, нанотехнология Potef. И читает на их лицах удивление, гордость, недоверие и откровенное презрение. Кто-то вообще не смотрит на нее, в открытую сидит в ноутбуке, кто-то тайно, по-студенчески, подглядывает в телефон на коленках. Как дети, ей богу! И так битый час, она делает вид, что ей очень нравится врать, а они делают вид, что им очень нравится слушать. Самые честные эмоции в тот момент, когда презентация окончена. Спасибо, нам все очень понравилось! Искренняя радость от того, что… она закончила, и они могут, наконец, заняться теми делами, за которые им деньги платят.

Торговики разбегаются по своим маршрутам, а Женька, уставшая, но довольная идет на переговоры к директору. И еще час умных слов, переговорных стратегий, улыбок (искренних, искренних). «Пойдемте посмотрим ваш торговый зал, а давайте я вам покажу наш склад, вот здесь у нас сидит бухгалтерия, молодцы, что приехали, давайте вечером встретимся, а то у меня сейчас дела».

И так до пяти встреч в день, три дня подряд. К вечеру Женька вваливается в гостиницу, изможденная, без ног, без спины, с отсохшим языком. Не спать, нет. Переодеваться на встречу в ресторане с клиентом. В России, если ты не сходил в ресторан с клиентом, не попел в караоке или не сходил в баню, считай, потратил хозяйские деньги зря. Не ясно, придет ли Россия когда-нибудь к западной манере вести бизнес. А может быть, и не надо. Но долго быть коммерческим директором в российской компании, где две-три командировки в месяц, невозможно. Или печень откажет, или почки.

Приезжая домой из командировок, Женька спала целый день. А еще один день просто приходила в себя: читала, смотрела телевизор, дремала, то есть ничегошеньки не делала. Сил не было ни на что.

Но вот за что можно было любить командировки, так это за возможность посмотреть страну. Несмотря на убийственный темп командировок, она с определенного момента стала выискивать хоть час, хоть полчаса на осмотр местных достопримечательностей. А то, бывало, приедет к друзьям, они засыпают вопросами. Где была? Целых 25 командировок в год, ух ты! А что видела? Мамаев курган в Волгограде видела? Нет?! Музей янтаря в Калининграде? Нет?! Как же так? Почему же ты не пользуешься такими возможностями? А ей и ответить нечего. Усталость не оправдывает глупость. Ответа нет. Она и сама понимала, что измотанность так и останется, ездила она на Мамаев курган или нет, и спать она так и будет двое суток подряд. А вот эмоции и чувства, захлестывающие в тот момент, когда гуляешь по кургану, ничем и никогда не заменишь.

Широченная лестница, уже находясь на которой начинаешь заряжаться энергией. Величественная Родина-мать, самый высокий памятник в мире, глядя на нее испытываешь чувство патриотизма до дрожи в коленях и мурашек величиной с горошину. Смена почетного караула у Вечного огня, четкие выверенные движения, завораживающие взгляд. Сам караул, когда неподвижно стоит истекающий потом мальчик в форме, а вытереть его не имеет права. Для этого есть еще один часовой с платком, который время от времени вытирает пот со лба караульных. Вечный огонь – в глубине, охраняемый не караулом, а именами погибших в той страшной битве, которые незримо находятся среди живых. И это только курган. А Катынь в Смоленске? А Казанский кремль? А Калининград? За последние пару лет Женька увидела много красивых, интересных и знаменательных мест.

В городе N очень красивые церкви. Вообще, Центральная Россия славится своими церквями. Не зря же проводятся экскурсии по Золотому кольцу России. Еще в городе N есть очень красивый каскад фонтанов в центре города. Широкая каменная лестница терракотового цвета, прерывающаяся площадками со скамейками, чтобы можно было осмотреться по сторонам и полюбоваться красотой вокруг. А по бокам лестницы льющиеся каскады воды, игриво бегущие к своей цели. У Женьки где-то даже есть фотография на фоне этих каскадов. Многие города в России находятся на холмистой местности, поэтому на создание каскада фонтанов можно не затрачивать усилий, создавая искусственную возвышенность.

Мысль о фонтанах мелькнула в голове и отмелась как несуразная. Фонтаны, курганы – все это относилось к радостям в ее жизни. Женьке показалось, что, приехав сейчас на фонтаны, она омрачит счастливые воспоминания той бедой, что случилась сегодня. Или, наоборот, облегчит страдания счастливыми воспоминаниями. Ей показалось, что это будет неправильно, нечестно по отношению к мужу, который сейчас лежит в душной палате. Как будто она его предаст. Фонтаны отменились, надо было найти какое-нибудь место, чтобы покушать. Мысль о приготовлении пищи на кухне трехкомнатного «еврообщежития» на глазах воздушной девочки или внезапно появившихся соседей тоже не доставила Женьке удовольствия. Оглядываясь по сторонам около остановки, где находился ее ночлег, Женька нашла глазами кафе.

В уютном полутемном зале почти все столики были заняты, несмотря на то, что завтра понедельник и всем надо на работу. Влюбленная парочка не замечает, что им подали из-за охвативших чувств. Кажется, что они оба светятся изнутри. Вряд ли они вообще замечают кого-либо вокруг. Мужчина, кажется командированный, методично и отстраненно доедает суп. Парочка молодых людей пьет пиво и смотрит спортивный канал на большом телевизоре. Шумная многодетная семья уже покушала и сейчас собирается уходить. Заказали много, дети, как обычно, не съели и половины, поэтому официанты суетятся и собирают остатки еды в пластиковые контейнеры.

Женька заняла один из двух свободных столиков. Заказала пива и пиццу. Сегодня пиво ей было просто необходимо. Господи, прими за лекарство! Иначе просто не уснет. Осматривая посетителей, Женька пыталась угадать их характеры и судьбы. Интересное занятие, не спортивный канал же смотреть. Вот, например, влюбленные. Им лет по восемнадцать-двадцать. Одеты неброско, заказали только мороженое. Смотрят друг на друга так, словно насмотреться не могут. Сколько они встречаются? Два дня, неделю? Вряд ли больше, непохоже. Это взгляд надежды, надежды на то, что сейчас все будет навсегда, до гроба, без измен, без предательства, что он самый лучший, она самая красивая, все будет идеально. Ведь мы так любим друг друга!

Женька смотрела на них и не хотела представлять, что их ждет через месяц, через год. Это как счастливый конец в сказке, никто не хочет продолжения. Вдруг там будет что-то, что омрачит впечатление, вдруг принцу надоест принцесса, и он будет ей изменять, или еще чего похлеще. Пусть этот миг останется навсегда, миг любви и надежды, счастья и красоты.

А вот командированный, тут есть где разыграться фантазии. Клерк среднего возраста, в костюме, при галстуке, с дипломатом. Кушает суп, видимо, сегодня без обеда. Для командировки это обычное дело. Уныло двигает челюстями, уставившись в одну точку в дальнем углу кафе. Это усталость тяжелой командировки в чужом городе, когда кушать приходится не дома на кухне, а среди чужих людей в кафе. Интересно, а где он проживает, подумалось Женьке? Гостиниц рядом нет, район спальный, не приехал же он специально ради супа на другой конец города. Может, он снимает квартиру? Это частая практика у командировочных. Или он живет с Женькой в хостеле, и сегодня она будет счастливым слушателем его ночных переливов?

А с чего она вообще взяла, что он в командировке? Может, он с женой поссорился или с тещей и сейчас оттягивает до последнего поход домой. Сидит, обдумывает будущий разговор, когда все-таки наберется смелости и пойдет навстречу обидам, скандалам и бессонной ночи.

Так, в исследовании чужих судеб пролетел литр пива и вполне неплохая пицца. Под конец она заказала себе пасту, тоже вполне съедобную. До ее временного пристанища идти было минут пять, поэтому она спокойно позволила себе засидеться до десяти часов вечера. Вернувшись, Женька застала воздушную девочку в одиночестве. Кажется, администратор даже обрадовалась ее приходу.




Не тратьте нервы


Ночь. Душно. Очень душно! Спать невозможно из-за духоты и нахлынувших мыслей. Сколько раз, пролистывая ленту в «Одноклассниках», Женька натыкалась на афоризмы о жизни, мудрости, набившие оскомину своим частым мельканием в социальных сетях. Не живите прошлым, оно уже ушло. Не живите будущим, его может и не быть. Живите здесь и сейчас. Не тратьте нервы на проблемы. Разные варианты одного и того же посыла. Задумывалась на миг и реально не понимала, как это сделать. Как забыть прошлое, как не нервничать, как не строить планы на будущее? Легко этим всем философам писать красивые слова и прописные истины. Вот муж остался без работы, как не переживать? А если у Женьки какие проблемы на работе образуются? А если ее уволят? А если она сама решит уволиться? Сама мысль о том, что она единственная, на ком лежит ответственность за достаток семьи, приносила ей раздражение и страх.

А ему, мужу, каково? Просидеть на шее у жены целый год. Пройти миллион собеседований и каждый раз вслушиваться в телефон – не звонит ли? И каждый раз, проходя эти самые собеседования, просить кадровика позвонить и сообщить о результатах. Даже отрицательных. И каждый раз убеждаться, что кадровик включает человечность только в момент встречи, а дальше ты уже отработанный материал. Не будет ни звонка, ни ответа ни привета. Спасение утопающих дело рук… Как тут не переживать?

Женька сама в свое время, проводя собеседования с сотрудниками, запросто могла забыть позвонить кандидату. Во-первых, она занята, у нее куча дел и сотрудников, норовящих добавить еще одну кучу. Она – нужный человек! А он? А он кандидат, это ему надо, пусть и звонит. И вообще, эту функцию должен выполнять отдел кадров, не до ерунды ей! И только когда муж остался без работы, Женька поняла всю силу своей жестокости и равнодушия. Она увидела результаты своего поведения по другую сторону баррикад. Она физически ощущала его надежду и его боль.

И вот, в один прекрасный день организм мужа сказал «хватит», «мне надоело» и отключил какую-то функцию. Еще вчера проблемы с вестибулярным аппаратом в ее, Женькином понимании касались детей, которые не могут перенести дорогу на машине. А сегодня она понимала, что, открывая глаза, ее муж не может даже сосредоточиться на каком-нибудь предмете, комната кружится то в ритме вальса, то ускоряется до мамбы-румбы. Что это: кара или предупреждение? Зло или благо? Кара за то, что не умеем жить настоящим и все время беспокоимся о том, что не стоит наших переживаний? Предупреждение, что в следующий раз может так не повезти и закончиться плачевно?

Как же душно! Надо попросить вентилятор, она его в коридоре видела. Интересно, а когда в комнату заедут все четверо, как полагается, как все спать будут?




День первый. А за углом дешевле




Утром Женя проснулась с мокрой головой. Повертела в руках одеяло с подушкой. Как она и думала, холлофайбер! Интересный материал этот холлофайбер. Легкий, практически невесомый. Жаркий, какой бы мороз не стоял вокруг. До того жаркий, что голова потеет от подушки, под одеялом мокрая шея, плечи, ноги. В первый раз, когда Женька с мужем наткнулись на это «последнее изобретение Европы», радовались как дети. Одеяло, как пушинка, не то что ватное, под которым и вздохнуть тяжело, и ногу поднять невозможно. Подушка держит голову, не проминается, почти эргонометрическая. Сказка, а не холлофайбер! Зато потом… За ночь вспотеешь раз пять, у них даже завелись прикроватные дежурные полотенца на случай промокания постельного белья. Не будешь же ночью постельное белье менять. Полотенце постелила и дальше спишь. Подушка скрипит, как будто на пенопласте спишь. В общем, принцесса на горошине. А кто сказал, что сказка будет со счастливым концом?

Так, надо сходить в ванную, туалет, позавтракать. Хорошо, что вчера так никто и не заехал. Поэтому не надо стоять в очереди в ванную и туалет. Интересно, а когда здесь полный комплект, тут записываются, как в советском прошлом?

…Женьке четырнадцать или пятнадцать, точно не помнится. На дворе – далекие девяностые. В магазинах шаром покати, на все талоны, у каждого документ – продуктовые карточки. Это сейчас в четырнадцать паспорт дают. А тогда именно эти карточки принесли в жизнь Женьки осознание, что она уже взрослая. Фото 3х4, картонка 5х8, по которой можно было получить немного еды и еще чего-нибудь. В магазин одежды и обуви обещали привоз. Уже пару дней идет запись. Что привезут – никто не знает. Женька пятьсот тридцать четвертая. Утром и вечером в девять часов все приходят отмечаться. В магазине пусто, а на улице беснуется толпа:

– Сто второй!

– Иванов.

– Отмечаю.

– Сто третий!

– Сто третий.

– Сто третий, вычеркиваю.

– Ой, а я девяностая, у меня тут просто ребенок обделался, я пока поменяла, не успела!

– Девушка, мы здесь что, в игрушки играем? Знаете, что у вас ребенок может наложить в штаны, оставляйте дома, я вас уже вычеркнул.

– Ну, пожалуйста, я же пришла.

Толпа разделяется на жалеющих и жаждущих. Те, кто в списке до цифры девяносто, участливо и благородно разрешают девушке вернуться в очередь за чем-то, возможно, и ненужным, но очень ожидаемым. Те, кто после, уже записали себе на руке свой новый номер, который гипотетически приблизил их к возможности хоть что-то урвать, возмущаются и протестуют – а вдруг сапоги привезут на каблуке? Мои-то совсем никуда не годятся.

– Вы что, думаете, у нас детей нет? Нам заняться нечем, кроме как вас тут ждать?

Тех, кто после цифры девяносто, существенно больше, они активнее и агрессивнее, поэтому девушка со слезами и упреками в сторону ничего не понимающего малыша записывается крайней – семьсот восьмидесятой – и покорно ждет своей переклички. Вот так и Женька, проснувшись, запишется двенадцатой в туалет и будет смиренно ждать под дверью, переминаясь с ноги на ногу.



Туалет чистый, рядом стоит набор для приведения места общего доступа в порядок. Сразу после выхода Женьки воздушная девушка, которую зовут Нелли, немедленно бросилась убирать туалет. Уже неплохо. Ванна тоже сверкает белизной. На стиральной машинке, которая с Женькиного приезда все время что-то стирает, стоит огромное количество шампуней и гелей для душа.

– Вы можете пользоваться любым средством. Это постояльцы уезжают и забывают, а мы не убираем. Мало ли, кто-нибудь приехал и забыл купить. У нас есть постоянные жильцы, которые часто приезжают сюда в командировку, так они специально ничего с собой не берут. Знают, что у нас все есть. Хотите, я вам завтрак приготовлю? Кашу сварю или яичницу?

Вот это номер. Здесь еще и завтраки готовят? Давно, видимо, у них клиентов не было, что они за триста пятьдесят рублей готовы завтраки готовить. Или просто скучно ей целыми днями сидеть одной. Гостей или вообще нет, или, как Женька, приехали только на ночлег, а целыми днями пропадают где-то в городе.

Женька отказалась. Еще вечером купила йогуртов и творожков, чтобы быстро перекусить и поехать в больницу. Пускают в больницу к десяти, пока магазин найдет, в котором надо купить всякой всячины, пока то да се, вот и время подойдет.

Нелли, если и обиделась, виду не подала. Интересно, сколько ей все-таки лет? Если не приглядываться, молоденькая, Женькиной дочери ровесница, лет двадцать от силы. Косметики нет, лицо свежее, волосы длинные, прямые, светлые. Красавица! Только очень грустные глаза. Глубокие такие глаза, много видавшие. Наблюдая украдкой, как она курит на балконе, Женька пришла к выводу, что ей все-таки ближе к тридцати. Что делает такая красавица здесь? Она должна сейчас возлежать на ложе, инкрустированном бриллиантами, болтать с подружками по золотому телефону и собираться на массаж к гею Витеньке. Чтобы к вечеру, к приходу мужа, выглядеть на миллион долларов, выспавшейся, свежей и готовой к вечерним игрищам. Вместо того, чтобы драить унитазы за гостями, готовить им яичницу, курить на балконе и смотреть на мир своими глубокими бездонными глазами.

Выйдя из своего пристанища, Женька решила пойти пешком по ходу движения автобуса. По дороге явно будет какой-нибудь магазин. Надо все купить по списку и ехать в госпиталь. Утро в городе N удалось. Августовская жара еще не вступила в силу, но солнце уже припекало. В тени домов можно было идти хоть до самого госпиталя. Аллеи вдоль домов удачно спасают прохожих от жаркого климата. Через пару остановок Женька набрела на сетевой магазин, в котором все продается по одной смехотворной цене.

Раньше были развалы – все по 10. Приезжал ушлый мужик, ставил стол, выкладывал на него всякую всячину и торговал по 10 рублей. Иголки, нитки, зубные щетки, мыльницы, расчески. Казалось бы, все это есть в соседнем магазине за углом, возможно, даже дешевле. Но это «все по 10» удивительным образом действовало на людей. В основном на женщин. Надо не надо, а женщины толпились у прилавка и скупали все. А что, 10 рублей это совсем маленькие деньги, а лишняя мыльница пригодится. Ой, а это что за штучка? Мне надо, дайте два. И так каждая, смотря на 10 рублей, тратила по сотне, а то и две. Торговля шла на ура» А в соседнем магазине за углом действительно было дешевле. Но это ничего не меняло.

Сейчас мужика с кочующим прилавком сменили магазины «Все по 40». Вывеска поменялась, мужик помолодел и переоделся в униформу, товары изменили страну-производителя, переехав из РСФСР в Китай, но смысл торговли остался тем же. Идите к нам, такого нигде нет, тут не надо думать и вспоминать, что сколько должно стоить. И идут, и покупают.

Женька до этого момента ни разу не была в таком магазине. Ей всегда было неуютно в таких местах – «все по 10», «все по 40». Казалось, что, просто находясь в таком магазине, ты признаешься в безденежье или скупости. Интересно было очень, но глупости, взращенные гордыми предками, мешали проявить интерес. Сейчас она вошла в магазин с твердым убеждением в правильности выбора. Она в чужом городе, денег у нее ограниченное количество, и не понятно, сколько ей вообще придется жить на чужбине. Покупать дорогие кружки и ложки глупо, потому что, скорее всего, они их даже домой не заберут, зачем же бездумно тратить нажитое непосильным трудом. Ура, наконец-то Женька со спокойной душой и незапятнанной гордостью вошла в магазин.

Размах ее поразил. После скудной лавки кочевника от тысяч наименований зарябило в глазах. Чего здесь только не было! И посуда, и игрушки, и хозтовары, и даже одежда. Полотенца, сковородки, шляпы, юбки и воздушный змей. Женька без труда нашла все, что ей нужно было приобрести по списку: ложка, чашка, тарелка, полотенца, гель для душа, шампунь, бальзам, туалетная бумага. Прикупила пластиковые контейнеры с закручивающейся крышкой, можно готовить в хостеле, а мужу приносить куриный бульон. Приобрела игривую косынку, идеально подходящую под летний костюм. Женька не думала, что вот таким странным способом продлит себе лето, что ей жизненно необходим будет головной убор. Белая косынка с красными всполохами смотрелась великолепно под красный восточный костюм с белыми прожилками. Дополняла гарнитур огромная красная сумка-мешок с белыми очертаниями слонов. Красавица!

На секунду Женька почувствовала укол совести. Муж прикован к постели, возможно, навсегда, а она, взрослая женщина, мать взрослой дочери, ведет себя как кокетка перед выходом в свет. Позор! Или попытка сбежать от действительности? Ведь, если думать об этом беспрестанно, можно сойти с ума от страха и неизвестности. Психика человека устроена удивительно гармонично. Как только уровень опасности или страха достигает критической точки, она услужливо предлагает замещение страха на радость, горя на удивление, похоти на кокетство. Иначе сойдешь с ума, а это не норма, так неправильно, не для этого ты пришел в этот мир. Или это не психика, а химические реакции в организме? Или, может быть, Божий промысел? Или эфир, или пришельцы, управляющие нами с околоземных орбит, или мировое информационное поле? Каждый выбирает себе управленца согласно собственной теории происхождения.




О чем молчат глаза?


Придя в больницу чуть раньше положенного, Женька дожидалась в холле момента, когда начнут пропускать. Исподволь наблюдала за пришедшими родственниками. Халаты с бахилами наготове, сумки, полные продуктов, а глаза… Глаза, как много могут сказать только одни глаза! Вот сидит мужчина с застывшим взглядом, смотрит, не мигая, в одну точку. Добавьте к этому пакет из магазина с колбасой, йогуртами и дыней, мятую рубашку и небритое лицо. Значит, скорее всего, пришел к жене, и скорее всего, она в тяжелом состоянии. Это случилось недавно, он еще не успел прийти в себя, не успел научиться жить с мыслью о том, что жена в больнице. Смотря в одну точку, он учится быть один, привыкает к этой мысли, переосмысливает жизнь. Вчера он пришел домой, и никто не встретил его у порога, никто не накормил горячим ужином, никто не пересказывал ему историю любимого сериала, так раздражающего его. И рубашки некому было сегодня погладить, и бульон сварить он как-то не догадался, хотя она каждый день приносила ему бульон в баночке, когда он попал в больницу с аппендицитом.

Да и бриться он не стал, зачем? Для кого? Каждый день он делал это перед зеркалом, думая, что делает это для Леночки из бухгалтерии, которая иногда смотрела на него таким волнующим взглядом. Или для Олечки, секретарши шефа, которая заигрывала с ним каждый раз, когда он заходил в приемную. И давно уже в его фантазиях не было жены. А сегодня не стал. И Леночка, и Олечка сегодня никуда не денутся, и будут смотреть волнующим взглядом, и будут заигрывать так же, как обычно, только ему это почему-то сегодня стало не нужно.

А вот шумная компания молодежи. В руках ни сумки, ни пакета. Зато их целая толпа. Ясно, друг попал в больницу. Идут навещать всем скопом. Продукты не несут, зачем? Продукты принесут родители, это входит в их обязанности. А мы здесь для поддержания настроения, да и прогулять лекции по такому уважительному поводу совсем не грех. Смех и шутки звучат совсем неуместно в огромном зале ожидания госпиталя. Они чужие в этом мире горя и внезапной беды. Но никто не делает им замечания. Каждый занят своим горем, своими мыслями, своими заботами. Или просто боятся спугнуть. Вдруг, если сейчас сделать замечание, они и вправду замолчат и больше никогда не будут смеяться. А мы останемся наедине со своим горем и страхом неизвестности.

Подойдя к сосудистому отделению, Женька застала все того же охранника, который вчера помог ей пробраться в палату интенсивной терапии. Он улыбается и подмигивает Женьке как старой знакомой.

– Вы проходите сюда, я вас здесь пропущу.

Показывает крылечко на заднем дворе, куда больные выходят курить на улицу. Это совсем близко от входа на территорию госпиталя, и не надо ничего предъявлять при входе, и не надо подгадывать к определенному времени. Отлично, спасибо вам большое за неравнодушие.

Муж лежит на кровати с закрытыми глазами и что-то авторитетно вещает в тишину палаты про особенности их с Женькой автомобиля. Остальные обитатели палаты внимательно его слушают, выглядывая что-то на не очень чистом потолке. Или не слушают, а просто не перебивают. С ним все понятно, если он откроет глаза, комната унесет его в ритме танго. А с закрытыми глазами он вполне здоровый человек. Речь не нарушена, мозг соображает, знай себе байки трави.

Женька не встревает в разговор, рассматривает остальных. Все мужчины за пятьдесят. Рядом с Женькиным мужем лежит грузный мужчина старше шестидесяти. Второй раз Женька приходит, и второй раз он лежит, отвернувшись к окну, к которому приставлена кровать. На окне шведский стол для гурманов: фрукты – от простого яблока до франтоватого ананаса, молоко, кефир, сметана, йогурты, колбаса четырех видов, хлеба три батона. Все это стоит на самом солнцепеке, недвусмысленно пахнет и соседствует с мусором, лежащим горками среди всего этого многообразия. Кровать у него специальная, механическая, можно поднимать и опускать пациента, когда нужно. По бокам кровати расположены металлические поручни, на которых висят три больничные утки, судя по запаху, полные, и уже давно.

Вообще, больничный запах – это отдельная тема для разговора. Женьке иногда казалось, что именно запах заставляет судорожно сжиматься сердце и замирать душу. Ведь нигде в больницах не слышно стонов, как показывают в фильмах про войну. Люди улыбаются в безумной радости, что выжили в неравной схватке со смертью. Искренне радуются редким приходам родственников. Питаются исключительно вкусностями, заботливо принесенными родными, которые дома видят только по праздникам. Почему же так хочется спрятать глаза, убежать отсюда и никогда не возвращаться? Запах. Запах мочи, похожий на запах прогорклого масла, мочи с запахом ацетона, аммиака, а еще запах антибиотиков и спирта, хлорки и испорченной еды. Запах боли и страха, надежды и отчаяния.

Владимир, так звали соседа мужа у окна, был живым воплощением этой картинки. У него было двое сыновей, дочь, жена и двое внуков, но приезжали к нему всего два раза за те десять дней, которые Женька там пробыла. Один раз дочь с женой, один раз внук. Каждый раз неуклюже оправдывались, что слишком заняты, чтобы ухаживать за отцом, мужем, дедом. Женька не знала, как было у других участников этого спектакля, но у нее было стойкое ощущение, что оправдывались они не перед Владимиром, а перед ними, невольными свидетелями их наплевательского отношения к мужу, отцу и деду. Словно именно их прощение поможет родственникам жить дальше в согласии со своей совестью. Словно Владимир не нуждается в словах извинения, он же понимает, сколько дети работают и как им тяжело.

У Владимира была парализована левая сторона. Он всегда лежал на левой стороне, лицом к окну. Правая сторона у него была свободна, и он мог беспрепятственно брать с подоконника еду, а с железных поручней кровати утку. Эти два развлечения были доступны ему в полной мере. Больше ничего. Он не мог перевернуться на правый бок, так как для этого необходима была помощь со стороны. Не мог убрать за собой на подоконнике, не мог выкинуть протухшую еду, не мог вынести утку. Это делали родственники раз в пять-шесть дней. Утку ему выносила нянечка, которая пару раз в день наведывалась в нашу палату, чтобы поменять постель тем, кто не успел донести руку до утки, вытереть пол и помыть утки.

Речевой аппарат Владимира пострадал в меньшей степени, он довольно внятно изъяснялся. Он определенно и недвусмысленно отверг любую помощь со стороны Жени, будь то уборка подоконника или мытье батареи уток на кровати. Пришлось Жене идти искать нянечку и просить ее убраться, потому что августовская жара +40 в тени расщепляла все содержимое подоконника и нескольких уток на мириады запахов. Жене, как человеку, обладающему обостренным обонянием, довольно сложно было все это выносить.

Напротив Владимира лежал Алексей – полная противоположность Владимиру. Возраста они были примерно одного, зато во всем остальном различались кардинально. Алексей худощавый – ни единой жиринки. Поджарый, подошло бы больше. Аккуратный до педантизма, все у него было на своих местах: книжка и носовой платок в верхнем ящике тумбочки, скоропортящиеся продукты – в холодильнике, на второй полке сверху строго слева, печенье и чай – в нижнем ящике тумбочки. Когда он садился кушать или просто попить чаю, он каждый раз заправлял салфетку за воротник, всегда вытирал за собой стол, даже если на нем не было и крошки.

Вместо созерцания улицы, чем обычно занимался Владимир, Алексей обычно читал. Когда не читал, ходил гулять или учился говорить. Да-да, в этом смысле они с Владимиром тоже были категорически разными. У Алексея была парализована правая сторона, и задет центр речи. То, что он пытался говорить в начале их встречи, можно было сравнить с гулением ребенка. Длинные тягучие звуки, только гласные. Согласных практически нет, иногда проскальзывают, но чаще не выговариваются. Тем больным, у которых был поражен центр речи, выдавалась бумажка с упражнениями – своеобразный тренажер речи, по которому им надо было тренироваться. Алексей у окна был одним из немногих, кто честно и активно занимался по бумажке. К слову сказать, через десять дней Женькиного пребывания в госпитале она понимала уже большую часть слов, которые он произносил.

Рядом с ним, в центре, лежал Андрей. Пациент, имеющий худшие последствия инсульта. После инсульта и инфаркта есть один счастливый час, в течение которого оказанная помощь сводит к минимуму осложнения произошедшего. Женькиному мужу, несмотря на то, что это с ним случилось в деревне, помощь была оказана своевременно. А Андрею, хоть и жил он в самом городе N, и скорую вызвали моментально после приступа, не повезло. Врач, приехавший на скорой, не смог диагностировать инсульт, поставил другой диагноз, вколол не те уколы и уехал, потеряв тот самый счастливый час. На следующий день, когда Андрею не стало лучше, его жена еще раз вызвала скорую, которая уже абсолютно точно поставила правильный диагноз. Но было поздно. Поражение мозга было необратимым.

Он был похож на избалованного ребенка. Взрослый мужчина (старше шестидесяти лет) лежал на постели в одном памперсе. Целый день у него уходил на то, чтобы расправить одеяло ногами, потом его скомкать, при этом хихикая в кулак. Речь у него не была поражена, он иногда что-то пытался говорить, иногда даже выныривал из своего безумия. Особенно это было видно тогда, когда приходила его жена и пыталась его накормить или посадить, чтобы укреплялись мышцы спины. Он вспоминал, что он мужчина и главный в доме, поэтому мог позволить себе прикрикнуть на нее или бросить тарелку с супом на пол, мотивируя это тем, что он слишком горячий или холодный. Но даже эти вспышки ярости казались Женьке проявлением здоровья после полубезумного бормотания, неудачных (а еще хуже удачных) попыток снять памперс и выкинуть его и настойчивого желания вытащить капельницу. Он был единственным, кого привязывали к кровати, когда ставили капельницы.

Последнего жителя этой палаты звали Василий. Он спал у стены, и казался случайным посетителем этой богадельни. Он отлично говорил, ходил, у него ничего визуально не было парализовано. Казалось, что в терапии не хватило места, поэтому его поместили сюда. При всем при этом он еще и шутил постоянно. По каждому поводу у него находились шутки-прибаутки, народные приметы и забавные истории из жизни. Этот балагур существенно облегчал жизнь не только Женьке и жене Андрея, но и всем соседям по палате.

С течением времени они узнали, что, несмотря на кажущееся здоровье, у него продолжались какие-то нехорошие процессы после инсульта. Внешне живой и здоровый, он находился под постоянным гнетом необратимых процессов внутри. Его гоняли по больницам вот уже три или четыре месяца после инсульта, хотя по распорядку после купирования самого инсульта больных отпускали домой, кого через десять дней, если организм показывал хорошие результаты, кого через три недели, если организм сопротивлялся лекарствам.

Вот с такими соседями Женьке довелось жить в течение десяти дней в городе N. Еще была жена Андрея. Она, так же, как и Женька, постоянно присутствовала во время посещений. Утром и вечером, каждый день меняла памперсы, мыла замызганные полы, кормила и поила его. Еще она постоянно с ним разговаривала как со здоровым, рассказывала, что произошло в момент, когда она находилась за пределами больницы, пересказывала сюжеты книг и фильмов, описывала проблемы и ситуации дома. Женьке было непонятно, что это было: слепая вера в то, что силой желания можно повернуть вспять течение болезни или упорная попытка спрятать голову в песок, не желая принять очевидное?




Все имеет свой конец


Первый день посещения больницы ограничился для Женьки курсированием между туалетом, палатой и ординаторской. Помыть утку, посидеть с мужем, уточнить какой-то нюанс у врача. А их было очень много: можно ли вставать, когда все это закончится, придет ли он когда-нибудь в норму, как был до болезни, можно ли ему колбасу, а копченую? Что значит тест, который он сдавал сегодня утром… Спокойствие и муж Женьки – это две полярности одной прямой. Если можно в определенный момент о чем-нибудь побеспокоиться, то муж обязательно это сделает. Причем к обыденным семейным и рабочим беспокойствам у него с определенного времени добавилось возрастное: в стране растет процент алкоголизма и наркомании, потому что по телевизору показывают всякую дрянь, правительство ничего не делает, бесплатные детские организации закрыли, ну и по списку – как у всех брюзжащих.

Сейчас все переживания сузились до обсуждения собственного здоровья, зато уровень переживаний увеличился в несколько раз. Осознание, что несколько дней назад ты был на грани жизни и смерти, заставляет пересмотреть свою жизнь, посмотреть на нее сквозь иную призму восприятия – все имеет свой конец. Никогда в жизни эта мысль не звучит так четко в мозгу, как в момент смертельной опасности.

Уходят артисты и известные люди. Услышав об этом по телевизору, мысль о конечности всего живого проскальзывает в мозгу, сжимает на мгновение солнечное сплетение и улетает в небытие, потому что на смену ей пришла уже другая, будничная, спокойная и нестрашная. Уходят друзья и знакомые. Услышав об этом, мозг пронзает: «он же моложе меня» или «мы же с ним ровесники», и сердце начинает стучать быстрее, и солнечное сплетение скручивается уже не на миг, а на несколько часов, и паника, верный друг страха, липкими ладонями и шумом в ушах по-хозяйски располагается в голове.

Но и эти страхи проходят в суете будней. Смерть близких остается шрамами в душах, смерть знакомых – ностальгией по былому, смерть артистов – незабываемыми ролями в любимых фильмах. И только осознание собственной конечности в момент смертельной опасности переворачивает миропонимание вверх тормашками.

Еще вчера ты строил планы, что построишь дом, будешь путешествовать и посмотришь мир, или будешь сидеть дома и делать мебель своими руками. Будешь работать или получать пенсию. А дети будут приезжать к тебе домой с внуками, а ты будешь сердиться на них за то, что они неправильно воспитывают потомство. Планов было много, они роились и множились. Но ты никогда не планировал смерть. Она незримо ходила рядом, ты знал, что она есть и когда-нибудь придет за тобой. Но каждый раз, задумываясь на мгновение о ней, ты гнал мысли прочь. Зачем о ней думать? Вдруг мысль материальна? Что хорошего в этих мыслях?

А потом вдруг раз – и мир кружится в ритме вальса. А ты один в чужом городе, в чужом доме, в бане на отшибе. Ночь, все спят и не слышат твоей мольбы. И ты обливаешься холодным потом от осознания, что тебе никто и ничто не поможет. Ты кричишь в пустоту: «Помогите!» И думаешь о том, что в этот момент хотелось бы находиться рядом с близкими. Пусть и они не помогут, но хотя бы будут рядом. Только их присутствие будет лечить и облегчать боль.

А еще вспоминаешь скандал, который ты учинил в последний раз. И уже смутно помнится, что же было причиной скандала. И только молотом бьет по голове: «Зачем?! Кому это было надо?!» И хочется сказать прости перед тем, как уйти навсегда. Хочется сказать многое. Хочется забыть и переделать, пережить кусок жизни. Чтобы уйти другим, хорошим человеком.




Припаркованная кибитка


Из больницы Женька ехала с тяжелым чувством. Увиденное там тяжким грузом прижимало плечи к земле. Было ощущение, что она работала целый день физически и очень устала. Никаких желаний, кроме желания покушать и лечь спать. В восемь часов вечера? Женька решила купить что-нибудь почитать.

В кошельке потихоньку таяли деньги. Женька рассчитала свои потребности и погрустнела еще больше. Когда она брала с собой деньги, ей казалось, что сорока тысяч ей хватит месяца на два. Как-то живут люди на пенсию в семь тысяч рублей и на скромные зарплаты. Прошел всего один день, и пятнадцати тысяч простыл и след. Она судорожно вспоминала, куда могла потратить такую сумму денег, и на сколько ей еще хватит оставшихся двадцати пяти. Так, за хостел заплатила за десять дней вперед, это 4500, сегодня в магазине «все по 40» оставила почти 3000, вчера поужинала на 1500. А остальные-то где? Потеряла. Вот растяпа! А, вспомнила, девушке с длинными ногтями за сотню бесполезных эсэмэс отдала 3000, за дорогу в город N – 3000. Уф! Ладно, нашлись. Но надо быть аккуратнее, иначе ей даже и на 10 дней не хватит. Значит, никаких кафе – дороговато. В хостеле есть кухня, купит что-нибудь на завтрак, что-нибудь на ужин, будет готовить. Женька очень надеялась, что в течение этих десяти дней она так и проживет одна.

Зайдя в магазин рядом с домом, где находился хостел, Женька купила пару творожков на утро, копченое бедро цыпленка и готовый салат. В магазине на ее счастье оказалась кулинария. К вечеру, конечно, салат и цыпленок выглядели так, словно они дожидаются Женьку с первого пришествия. Слава богу, что она неприхотлива, а готовить на чужой кухне даже рядом с воздушной девушкой не хотелось. «Обойдусь заветренной курицей и пожелтевшим салатом», решила Женька. Главное, не отравиться. Ну, а если отравится, будет лежать в соседней с мужем палате. А кто будет приносить минералку и фрукты с «воли»? Нет, надо постараться выжить в схватке с просроченным майонезом.

В хостеле было так же тихо, как и с утра. В общую комнату заехал тихий молодой человек непонятного возраста, худощавый и с грустной улыбкой Пьеро. Воздушную девушку сменила вполне земная девушка постарше, в джинсах и майке, с кое-как заплетенной косой черного цвета. Но тоже очень милая и доброжелательная. Женьке было главное, чтобы не лезли с расспросами и утешениями. Быстренько перекусив, она отправилась в свою комнату почитать. Жалея, что не захватила свою электронную книгу. Во-первых, не надо тратить и без того быстро тающие деньги, а во-вторых, там у нее накачано книг тридцать. С Женькиной скоростью чтения и количеством свободного времени она оставит здесь целую библиотеку.

Погрузившись в упоительный мир бульварной литературы, Женька не заметила, как в коридоре-ресепшене началось движение. В какой-то момент она уловила разговор на повышенных тонах. Решив посмотреть, что происходит, она поднялась с дивана. В этот момент дверь комнаты, в которой находилась Женька, отворилась, и ее взору открылась картина. На пороге комнаты рядом с администратором стояли цыгане: две женщины и мужчина. Женщины, молодая и постарше, бесцеремонно разглядывали комнату, на диване которой только что сидела Женька. Вслух пересчитали количество спальных мест, шумно обсудили развешенное постельное белье на балконе, сообща вслух решили, что Женька здесь явно лишняя и величественно объявили администратору, что они согласны. Администратор, хотя и земная девушка, и по внешнему виду представляла собой как минимум подружку байкера, а максимум смотрящую какой-нибудь небольшой шайки дворовых пацанов, дрожала всем телом от страха. Пытаясь ответить подобающе управляющей гостиницы, она сказала, что переселять в общую комнату Женьку без ее согласия не будет. При этом она умоляюще смотрела ей в глаза, а Женька пыталась понять, что она вкладывает в этот взгляд. То ли хостел доживает свои последние дни из-за отсутствия гостей, поэтому даже бесцеремонные цыгане – желанные гости (ведь деньги не пахнут), и она всем своим видом очень просит Женьку переехать хотя бы на ночь в общую комнату к проживающему там мужчине. То ли страх настолько парализовал волю, что она не может в открытую противостоять наглости и настойчивости цыган и просит не соглашаться на переезд ни в коем случае, тогда она сможет не пускать их на ночь, сославшись на нее. Мужчина-цыган, наблюдающий на весь этот спектакль со стороны, явно забавлялся преимуществом своих женщин.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51885660) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения